В Чернобыле он думал о родном доме…
Грудь Владимира Петровича Носова украшают награды. Он герой мирного времени. Начиналась-то биография его обычно, а вот потом случилось многое…
Владимир Петрович родился в Амосовке в 1961 году. Здесь закончил школу. Обучаясь на курсах ДОСААФ, получил профессию шофера. С той поры и наматывал километры! Ох, много их было! И каких!
Службу Владимир проходил в Германии. На транспортной машине изъездил всю страну. Что запомнилось? Разное. Как стояли в почетном карауле на 30-летие образования ГДР у стелы через одного: советский и немецкий солдат… Видел он и другой памятник – концлагерь Равенсбрюк. Территория огорожена колючей проволокой. По ней уже не идет ток. Но каждый, заходящий на территорию страдания, будто оказывается под высоким напряжением. Прижимающие человека к земле бараки. Крематории. Газовые камеры…
— Страшно туда заходить, — роняет Владимир Петрович, и на лицо этого очень светлого человека набегает тяжелая тень. — Там долго не выдерживаешь. Такое неприятное чувство, будто давит что… Мы с ребятами вышли быстро. Курили молча…
О чем думали? Каждый о своем. Владимир вспоминал деда Якова Носова, сгоревшего без следов в пламени войны. А скоро и ему самому пришлось прийти на помощь Родине в тяжкий час. С гордостью Носов говорит, что после армии работал шофером в прославленном ордена Ленина колхозе «Россия» в родной деревне. В декабре 1986 года его призвали на военные сборы. Так он попал в число ликвидаторов Чернобыльской аварии. Воинов запаса, в мгновение ока ставших настоящими бойцами, привезли в поселок Оранное, расположенный в 30 километрах от ЧАЭС. Поселили в палатках: дощатый каркас обтянут брезентом, и с двух сторон «буржуйки». А мороз нешуточный, 20 градусов. Выдали военную форму, «лепестки», что-то вроде защитной маски, и началась служба. Работа была разная. Неделю Владимир возил со станции мусор в могильник. В помещениях разливали клей, сверху клали широкую марлю, а потом все подчистую выдирали, чтобы тоже зарыть. То, что невозможно было разломать, вывезти, надежно укрывали толстыми свинцовыми пластинами. По дороге к могильнику проезжал Владимир печально знаменитый Рыжий лес: одна сторона у него была зеленая, а другая, где прошло радиоактивное облако, – коричневая.
Саркофаг к тому времени был практически закончен. Еще возле него стояли краны, какие-то работы велись, но основное ликвидаторы уже сделали. Я спрашиваю, какое настроение было у людей.
Владимир Петрович смотрит на меня с легкой насмешкой:
— Нормальное настроение. Никто не плакал. Отдавали долг Родине.
Сколько времени работали? Все зависело от того места, где человек трудился, от уровня радиации там. Некоторые работали час, другие — полчаса, третьи — пять минут. А кто-то — несколько секунд: сбросил с крыши АЭС кусок графита к реактору. Но там он получил облучение больше, чем, если бы работал на земле месяцы, — выше тысячи рентген. На это решались те, кто хотел побыстрее уехать с места аварии, говорит мой собеседник.
Был Владимир в Припяти. Заходил в какой-нибудь дом, а там время будто замерло, как в сказке. Или в фильме ужасов? На столе – расставлена посуда. На полу — мяч. Кажется, хозяева вышли на несколько минут, и сейчас комната опять наполнится смехом и голосами. Но этого никогда не случится. Припять — мертвый город. Только собачки кружили возле ликвидаторов. Те жалели бедолаг, подкармливали. А вот в окрестных деревнях еще ютились древние старики и старухи. Прочно вросли они корнями в отчую землю: не хотели уезжать. Владимир помнит, как 80-летний старик, седой, как ковыль, говорил офицеру госбезопасности: «Ну, куда же я отсюда поеду?!» Но уехать пришлось.
Три месяца находился Владимир Носов в опасной этой командировке. Вдали от близких встретил Новый год. В марте 1987 года вернулся в родную деревню, где снова сел за руль автомобиля.
Владимир Петрович рассказывал о своей миссии ликвидатора как бывалый солдат. И так получалось, будто траурное крыло Чернобыля не коснулось его самого. И если бы не супруга героя, Людмила Александровна, я бы так и осталась в благостном заблуждении, что все обошлось для него благополучно. Уже расставаясь, она сказала мне с затаенной болью: «А детей нет». У первой жены Владимира родился сын, да прожил всего два часа: рак крови. Женщина не выдержала горя, сломалась. Двадцать пять лет Владимир Петрович делит радости и горести со второй супругой. Без слов чувствуется, какие это славные люди, как хорошо они ладят между собой.
Спасибо вам, Владимир Петрович, скромный герой, за ваш подвиг. За то, что в те роковые дни вы принимали дозу на себя, чтобы спасти всех нас.
Ольга Артемова.
